«Вы обеспокоены внешним видом некоторых частей вашего тела, которые вы считаете особенно непривлекательными? Вы хотели бы меньше думать об этом думать? Каковы ваши опасения?»
На очередном приеме у врача-косметолога или пластического хирурга человек с синдромом дисморфофобии или дисморфомании знает, как нужно отвечать на такие вопросы, чтобы его не заподозрили в психопатологическом расстройстве. «Опросник расстройств образа тела для взрослых» (Body Dysmorphic Disorder Questionnaire (BDDQ) — одна из анкет для выявления его симптомов. Несмотря на то, что в мире людей с этим синдромом — не больше 2,4%, косметологи и хирурги сталкиваются с ними чаще всего.
Пациенты с дисморфофобией отличаются стремлением откорректировать мнимые дефекты внешности. При этом они не способны принять тот факт, что дефекта у них нет: коррекция не приносит им облегчения. И зачастую они ставят карьеру врачей-косметологов и пластических хирургов под удар. Ведь достаточно одного негативного отзыва в интернете, чтобы разрушить репутацию. Врачи из этой сферы — одни из самых незащищенных в правовом поле.
Дисморфобия не особенность характера, это клиническое расстройство, обозначенное в МКБ, международной классификации болезней.
«Ты не просто придирчив к своей внешности или зациклен, в фокус внимания может попасть одна часть тела, один условный дефект, а самое главное, что этот дефект — надуманный. Он будет уделять все свое время и внимание тому, чтобы нивелировать этот дефект. Если шрам на лице, он десять раз его припудрит, вся одежда будет с капюшонами, а прическа — только такая, которая может прикрыть шрам. Это постоянные косметологические процедуры: шлифовка, операции, кремы», — объясняет психолог Станислава Зарудная.
В российской научной литературе можно встретить два термина: дисморфофобия и дисморфомания.
Первое — это расстройство, при котором у человека навязчивые или бредовые идеи о собственной физической неполноценности. Мнимые или преувеличенные. Эти люди становятся постоянными клиентами косметологов, нутрициологов или пластических хирургов. Проблема в том, что коррекция внешности снижает страхи и сомнения лишь на время, вскоре они возвращаются к специалисту с той же или новой жалобой.
Люди с синдромом дисморфофобии называют свое тело уродливым. Кстати, дисморфия — с греческого переводится как «уродство». Жалуются они, как правило, на одну часть тела: слишком большая, не той формы, — или зациклены на невидимых другим или незначительных дефектах вроде сосудистых звездочек или красноты лица. При этом жалобы их очень расплывчаты. О том, какой «дефект» их беспокоит, они предпочитают не говорить, считая, что люди вокруг будут его пристально изучать. Дисморфомания часто развивается из дисморфофобии, а порой — возникает неожиданно, минуя эту стадию. У человека с таким расстройством идеи о собственном «уродстве» приобретают характер сверхценности. Все нейтральные разговоры окружающих, по его мнению, — о его внешности и «уродстве». Чаще всего просьбы о медицинском вмешательстве носят бредовый характер и кажутся нелепыми. Переубедить человека в том, что у него, к примеру, не «твердые глаза» — невозможно. Они склонны в депрессиям и социофобии.
После пластических операций дисморфоманы не испытывают даже временного облегчения. Часто они напротив полагают, что «стало хуже», и винят в этом уже специалиста: проявляют агрессию, требуют «вернуть все, хотя бы, как было», провести очередную коррекцию или возместить «ущерб». Идея ущерба расширяет фобию. Такие пациенты могут не только разрушить карьеру врача, но и провоцируют профессиональное выгорание и депрессии.
Дисморфоманы склонны не только к агрессии по отношению к специалистам, но и к себе: от самокалечения или, реже, синдрома Ван Гога, когда они пытаются исправить «дефект» сами, до самоубийств.
Для этого рода синдрома характерны еще два симптома: зеркала и фотографии.
Симптом зеркала встречается почти у 80% пациентов с подобными расстройствами. Патологическая убежденность в дефекте заставляет людей часами стоять перед зеркалом. Они пытаются найти более «удачный» ракурс, позу или мимику. «Так, больной с убежденностью в наличии „безобразно впалых щек“ надувал их перед зеркалом; другой больной, считавший, напротив, что у него „уродливо выпирающие“ щеки, старался их втягивать», — писала российский психиатр Мария Коркина. С зеркалом такие люди часто не расстаются вообще, если его нет, используют любую отражающую поверхность при каждом удобном случае.
Зеркало нужно также для того, чтобы понять, как откорректировать недостаток. Пациенты рассказывают пластическому хирургу, что где и как «подрезать», во всех подробностях и с примерами.
Еще один симптом — симптом фотографии. Ему не подвержены дисморфоманы, к симптому больше склонны дисморфофобы. Изображение, по их мнению, способно убедить окружающих в «уродстве», поскольку дефект якобы заметнее в статике. С другой стороны они всячески стараются избежать фотографирования, даже на необходимые документы. Ретушь, гримасы, старые фото вместо новых, фото другого человека, даже многочисленные штрафы из-за просрочки документов — все это способы лишний раз не запечатлевать свой мнимый дефект.
«У меня была клиентка, которая была фиксирована на форме челюсти. Она уверяла, что этот дефект влияет на отношения с мужчинами. Она считала, что как только ее фотографируют с левой стороны и оголяется ее скула, мужчина от нее отказывается», — вспоминала Мария Коркина.
Часто дисморфофобии сопутствуют расстройство пищевого поведения, когда люди «придираются» к своему телу из-за веса.
Первые проявления синдрома проявляются в подростковом возрасте. Юных людей с неокрепшей психикой «бомбардируют» в СМИ и в интернете, навязывая определенные стандарты красоты, — говорит психолог Станислава Зарудная. Также в подростковом возрасте интимно-личное общение со своими ровесниками выходит на первый план: первая потребность быть принятым обществом, найти себе близких друзей, первые романтические отношения.
«Зацикленность на внешности чаще всего характерна для тех людей, у которых в подростковом возрасте не сложились правильные отношения с собой — самовосприятие, самооценка, самоценность, — рассказывает Зарудная. — При определенных неблагоприятных условиях собственное восприятие обостряется. И здесь очень большую роль играет то, как ребенка воспитывали, насколько акцентировали внимание на его внешности, как преподносили картину мира: нужно ли быть красивым, чтобы иметь что-то хорошее в этой жизни. От таких прозаических вещей до страшных — буллинг, издевательства, не только над самим человеком, но и над окружающими его людьми, — все имеет значение. Социальные факторы занимают первое место в формировании самооценки».
«Я работал в клинике, где на приеме у пластического хирурга присутствовал психолог или психиатр. Он выявлял дисморфофобические нарушения. Но клиника теряла очень много денег», — рассказывает врач — пластический хирург, к. м. н., ассистент кафедры пластической хирургии РУДН, специалист по терапевтической косметологии Юрий Мирзабекян.
«Психотерапевт сразу поставит такому человеку клинический диагноз, — добавляет Станислава Зарудная. — У меня есть живая история о том, как клиентка приходила на прием, а ее губы раз за разом становились все больше и больше. А однажды пришла и сказала: мастер — дура, отказалась делать мне губы, пойду к другой. Через какое-то время мы поили ее через трубочку, потому что губы перестали смыкаться и она не могла обхватить губами чашку».
К специалисту эстетической медицины и пластическим хирургам приходят в нескольких случаях: за антивозрастной хирургией, омолаживающими процедурами, при необходимости коррекции врожденных деформаций и после аварий и травм. Реконструктивная хирургия помогает также, когда нужно восстановить не только первозданный внешний вид, но и физиологические функции органа.
Пациенты, обращающиеся к хирургу, с психологическими проблемами стоят отдельно, но это не значит, что их мало. Кстати, в России статистики дисморфофобии нет. Есть мировые данные: в общей популяции людей с синдромом от 0,7 до 2,4%. При этом в психиатрических учреждениях их уже около 7%. У дерматологов-косметологов их количество может достигать 16%.
«С учетом того, что исходно этот недостаток вообще не является реальным, чаще всего клиенты с дисморфофобией не могут быть довольны конечным результатом, — говорит Зарудная. — Просто не существует идеала, который бы им подошел. Ведь причина не во внешности».
Несмотря на то, что синдром дисморфофобии описан впервые больше 140 лет назад итальянским психиатром и антропологом Энрике Морселли, внимания к этой теме все еще недостаточно не только в нашей стране, но и в мире, в том числе среди узких специалистов.
Проблема в том, продолжает пластический хирург Юрий Мирзабекян, что пациенты понимают, о чем речь и зачем им задают вопросы из анкет, и всячески стараются скрыть свой недуг, чтобы добиться операции. Этим пользуются недобросовестные врачи, которым хочется побыстрее набрать портфолио и получить деньги. Опытные же специалисты стараются разобраться сами. Во время обучения хирургов этому не учат.
«Бывает, что с первого взгляда не разберешь, есть ли у пациента этот синдром, — продолжает Мирзабекян, — одна ошибка лишит тебя профессии. Сейчас все чаще, даже на высшем уровне, говорят о междисциплинарности. Особенно хорошо пластический хирург должен знать психиатрию или даже владеть этой специальностью».
Есть несколько способов отличить пациента с расстройством на приеме. В первую очередь, это количество сделанных операций, причем у разных специалистов. Это означает, что кто-то от него отказался. Завышенные требования — тоже показатель. «Если он натягивает себе глаза на уши и утверждает, что это красиво, а ты понимаешь, что будет плохо. Искусство не должно перерастать в искусственность», — говорит Мирзабекян.
Если у пациента с собой фотографии звезд, на которых он очень хочет походить, — это также повод задуматься, не пришел ли на прием человек с расстройством.
«Пластического хирурга называют тридцатиминутным психиатром. Но еще важнее чутье», — говорит специалист.
Психолог подтверждает: образование специалистов необходимо, но иногда поможет понять, кто перед тобой, разговор: «Сколько раз в день вы тонируете свой шрам? Можете ли выйти из дома с ненакрашенными губами?», — ответов порой достаточно, чтобы выявить человека с расстройством.
Сложность профессии в том, что в пластической хирургии нет стандартов, как в других медицинских сферах, ведь вопрос эстетики — сугубо индивидуален. Есть понятная коррекция, когда специалист работает с явной асимметрией или организм отреагировал на операцию не по плану. «А есть человек, который говорит, что у него кривой нос. И после операции он ему кажется все еще кривым, даже когда он идеален, — рассказывает Мирзабекян. — Мы собираем врачебную комиссию, показываем фотографии „до и после“, отказываем в возврате денег или повторной операции, и тогда они начинают тебя осаждать: писать, жаловаться, оставлять везде негативные отзывы или требовать вернуть не только деньги, но и „все как было“».
«У меня была пациентка — преподаватель. Ничего не предвещало беды. Но после операции она приходила все грязнее и растрепаннее. Обычно женщины начинают ухаживать за собой еще на этапе реабилитации, им хочется прихорашиваться, когда они начинают видеть результат. А тут все наоборот. На одном из приемов женщина начала трястись, показала на шею, которую мы затрагивали по методике, и говорить, что там у нее живут демоны. А приходила она засаленная не потому, что не мылась, а потому, что сходила в церковь за маслом и обмазывала голову. Пришлось „вернуть ей старость“, насколько это возможно».
Пациенты пластических хирургов, как правило, имеют высокий социальный статус, продолжает Юрий Мирзабекян:
«Одна состоятельная и успешная женщина после увеличения груди начала рвать на себе рубашку и кричать, что не может жить, потому что в ней что-то чужеродное. Пришлось достать импланты и вернуть ей маленькую грудь. Мы написали обоснование: психологическая несовместимость с имплантами».
Опытные пластические хирурги предупреждают студентов: эстетическая медицина — самая незащищенная отрасль в правовом поле. «Как только пациент переступает порог кабинета, считай, что ты встречаешься с ним в суде», — говорят профессионалы.
Авторитет специалиста сильно подрывают жалобы пациента в интернете.
«Активная фаза у них ночью либо, как назло, перед операцией, когда ты должен быть сосредоточен — это очень выбивает из колеи. Они пишут, что мы испортили жизнь или требуют деньги, чтобы пойти к другому врачу — „профессионалу“, который все исправит, угрожают, и не только и не столько судом». Такие ситуации провоцируют психотравмирующую ситуацию: ты и твои коллеги оценивают эстетический результат положительно, но пациент начинает «заклевывать» врача. Это приводит к выгоранию в профессии.
Эмоциональное выгорание — это крайне опасный синдром, как для медика, так и для пациента. Человек чувствует непреодолимое истощение, цинизм и отстраненность или незаинтересованность в работе.
Когда человек с синдромом зацикливается на «дефекте», фокус может переключиться, уверяет психолог Станислава Зарудная. «Фокус с челюсти перетекает на зубы, например, которыми он тоже бесконечно недоволен. А иногда пациент с синдромом дисморфофобии становится потребительским террористом».
Как правило, врачи-косметологи и пластические хирурги, если пациент после операции или процедур остался недоволен, всегда предлагают пути выхода или коррекции. Но часто он отказывается и требует вернуть деньги. И такие пациенты в сообществе врачей известны.
«Недавно меня предупредили администраторы других клиник. Опять активизировалась одна пациентка. Она приходит, заказывает дорогостоящий комплекс, через месяц она будет недовольна и начнет требовать деньги», — делится Мирзабекян.
Потребительский терроризм или экстремизм, как его еще называют — не симптом и не расстройство, рассказывает психолог. «Это просто поведение людей». И это поведение уже можно классифицировать.
Первая часть — манипуляторы. «Они достаточно ушлые, — говорит Зарудная, — и просто хотят обманными путями выманить деньги с тех, у кого они пользовались чьими-то услугами. Здесь речь скорее о недобросовестном покупателе, который пользуется лазейками в законодательстве и желании частников пойти навстречу клиенту, чтобы избежать скандалов в медиапространстве».
Другая часть таких пациентов накапливает внутреннюю неудовлетворенность. «Есть такой термин — реактивность. Когда у тебя проблемы на работе — ты пришел домой и пнул кота. Виноват не кот, но пострадал он», — объясняет психолог. Таких людей часто называют «токсичными» или «вампирами», им необходима психологическая разрядка подобного толка. Тогда они идут возвращать деньги или требовать еще в суде.
2364
Комментарии